отправлено: 03.04.09 16:28. заголовок: Книга "Бемби"

Все,кто читал эту книгу,сюда!

 отправлено: 20.04.09 11:21. заголовок: Феликс Зальтен Бемб..

Феликс Зальтен

Бемби


Он появился на свет в дремучей чащобе, в одном из тех укромных лесных
тайников, о которых ведают лишь исконные обитатели леса.
Его большие мутные глаза еще не видели, его большие мягкие уши еще не
слышали, но он уже мог стоять, чуть пошатываясь на своих тонких ножках, и
частая дрожь морщила его блестящую шкурку.
- Что за прелестный малыш! - воскликнула сорока. Она летела по своим
делам, но сейчас разом обо всем забыла и уселась на ближайший сучок. - Что за
прелестный малыш! - повторила она.
Ей никто не ответил, но сорока ничуть не смутилась.
- Это поразительно! - тараторила сорока. - Такой малютка - и уже может
стоять и даже ходить! В жизни не видала ничего подобного. Правда, я еще очень
молода, что вам, наверно, известно, - всего год, как из гнезда... Но нет, это
поистине изумительно и необыкновенно! Впрочем, я считаю, что у вас, оленей,
все изумительно и необыкновенно. Скажите, а бегать он тоже может?
- Конечно, - тихо ответила мать. - Но извините меня, пожалуйста, я не в
состоянии поддерживать беседу. У меня столько дел... к тому же я чувствую себя
немного слабой.
- Пожалуйста, не беспокойтесь, - поспешно сказала сорока. - У меня самой
нет ни минутки времени. Но я так поражена!.. Подумать только, как сложно
проходят все эти вещи у нас, сорок. Дети вылупляются из яиц такими
беспомощными! Они ничего, ну ничего не могут сделать для себя сами. Вы не
представляете, какой за ними нужен уход! И они все время хотят есть. Ах, это
так трудно - добывать пропитание и следить, чтоб с ними чего не приключилось!
Голова идет кругом. Разве я не права? Ну согласитесь со мной. Просто не
хватает терпения ждать, пока они оперятся и приобретут мало-мальски приличный
вид!
- Простите, - сказала мать, - но я не слушала.
Сорока улетела. "Глупое создание! - думала сорока. - Удивительное,
необыкновенное, но глупое".
Мать не обратила никакого внимания на исчезновение сороки. Она принялась
мыть новорожденного. Она мыла его языком, бережно и старательно, волосок за
волоском, вылизывая шкурку сына. И в этой нежной работе было все: и ванна, и
согревающий массаж, и ласка.
Малыш немного пошатывался. От прикосновений теплого материнского языка им
овладела сладкая истома, он опустился на землю и замер. Его красная, влажная,
растрепанная шубка была усеяна белыми крапинками, неопределившееся, детское
лицо хранило тихое, сонное выражение.
Лес густо порос орешником, боярышником и бузиною. Рослые клены, дубы и
буки зеленым шатром накрывали чащу; у подножий деревьев росли пышные
папоротники и лесные ягоды, а совсем внизу ластились к смуглой, бурой земле
листочки уже отцветших фиалок и еще не зацветшей земляники.
Свет раннего солнца проникал сквозь листву тонкими золотыми нитями. Лес
звенел на тысячи голосов, он был весь пронизан их веселым волнением. Без
устали ворковали голуби, свистели дрозды, сухонько пощелкивали синицы и звонко
бил зяблик. В эту радостную музыку врывались резкий, злой вскрик сыча и
металлическое гуканье фазанов. Порой всю многоголосицу заглушало звенящее,
взахлеб, ликование дятла.
А в выси, над кронами деревьев, неумолчно гортанными голосами ссорились
вороны и, прорезая их хриплое, назойливое бормотанье, долетали светлые, гордые
ноты соколиного призыва.
Малыш не различал голосов, не узнавал напевов, он не понимал ни одного
слова в напряженном и бурном лесном разговоре. Не воспринимал он и запахов,
которыми дышал лес. Он чувствовал лишь нежные, легкие толчки, проникавшие
сквозь его шубку, в то время как его мыли, обогревали и целовали. Он вдыхал
лишь близкое тепло матери. Тесно прижался он к этому мягкому, ароматному теплу
и в неумелом голодном поиске отыскал добрый источник жизни.
И пока сын пил из нее благостную влагу, мать тихо шептала: "Бемби". Она
вскидывала голову, прядала ушами и чутко втягивала ноздрями воздух. Затем,
успокоенная и счастливая, целовала своего ребенка.
- Бемби, - говорила она, - мой маленький Бемби!

***

Ранней летней порой воздух тих, деревья стоят недвижно, простирая
руки-ветви к голубому небу, и молодое солнце изливает на них свою щедрую силу.
Белые, красные, желтые звездочки усеяли живую изгородь кустарника. А
другие звездочки зажглись в траве. Сумеречная лесная глубь сверкает, пылает
всеми красками цветения.
Лес крепко и остро благоухает свежей листвой, цветами, влажной землей,
юными нежно-зелеными побегами. Все звонче и богаче его многоголосье; погуд
пчел, жужжанье ос, низкий звук шмелиной трубы влились в лесной оркестр. Первая
пора детства Бемби...
Бемби шел за матерью по узкой тропе, пролегавшей между кустами. Это было
приятное путешествие. Густая листва, уступая дорогу, мягко колотила его по
бокам. Ему то и дело мерещились неодолимые преграды, но преграды рушились от
одного его прикосновения, и он спокойно шел дальше. Тропинок было не счесть,
они во всех направлениях исчертили лес. И все они были знакомы его матери.
Когда Бемби остановился перед непроницаемой зеленой стеной жимолости, мать
мгновенно отыскала лаз.
Бемби так и сыпал вопросами. Он очень любил спрашивать. Для него не было
большего удовольствия, чем задавать вопросы и выслушивать ответы матери. Бемби
казалось вполне естественным, что вопросы возникают у него на каждом шагу. Он
восхищался собственной любознательностью.
Но особенно восхитительным было то нетерпеливое чувство, с каким он ожидал
ответа матери. Пусть он порой и не все понимал, но тогда он мог спрашивать
дальше, и это тоже было прекрасно. Иногда Бемби нарочно не спрашивал дальше,
пытаясь своими силами разгадать непонятное, и это тоже было прекрасно. Подчас
он испытывал чувство, будто мать нарочно чего-то недоговаривает. И это тоже
было прекрасно, потому что наполняло его ощущением таинственности и
неизведанности жизни, что-то сладко замирало в нем, пронзая все его маленькое
существо счастливым страхом перед величием и неохватностью подаренного ему
мира.
Вот сейчас он спросил:
- Кому принадлежит эта тропа, мама?
А мать ответила:
- Нам.
Бемби спросил:
- Тебе и мне?
- Да.
- Нам обоим?
- Да.
- Нам одним?
- Нет, - ответила мать. - Нам, оленям.
- Что это такое - олени? - спросил Бемби смеясь.
Мать посмотрела на сына и тоже рассмеялась.
- Ты - олень, я - олень, мы - олени. Понимаешь?
От смеха Бемби подпрыгнул высоко в воздух.
- Понимаю. Я - маленький олень, ты - большой олень. Правильно?
Мать кивнула.
- А есть еще олени, кроме тебя и меня? - став серьезным, спросил Бемби.
- Конечно, - ответила мать. - Много-много оленей.
- Где же они? - воскликнул Бемби.
- Здесь... всюду.
- Но я их не вижу!
- Ты их увидишь.
- Когда? - Охваченный любопытством, Бемби остановился.
- Скоро, - спокойно сказала мать и пошла дальше.
Бемби последовал за ней. Он молчал, раздумывая над тем, что значит
"скоро". Ясно, что "скоро" - это не "сейчас", это "потом". Но ведь "потом"
может быть и "не скоро".
Вдруг он спросил:
- А кто проложил эту тропу?
- Мы, - ответила мать.
Бемби посмотрел удивленно:
- Мы? Ты и я? Мать ответила:
- Ну, мы - олени.
Бемби спросил:
- Какие?
- Мы все, - ответила мать.
И они пошли дальше.
Бемби развеселился. Он храбро прыгал в сторону от дороги, но тут же
возвращался к матери.
Вдруг что-то зашуршало в траве. Закачались папоротники, тонкий, как
ниточка, голосочек жалко пропищал, затем все смолкло, лишь тихо шептались
стебельки и травы, растревоженные чьим-то незримым бегом.
Это хорек охотился за мышью. Вот он прошмыгнул мимо них, осмотрелся и
принялся уничтожать добычу...
- Что это было? - возбужденно спросил Бемби.
- Ничего, - сказала мать.
- Но... - Бемби дрожал. - Я же видел...
- Не бойся, - сказала мать. - Это всего-навсего хорек убил мышь. - И она
повторила: - Не бойся.
Но Бемби был ужасно испуган, незнакомое щемящее, жалкое чувство проникло к
нему в сердце.
Долго не мог он вымолвить слова, потом спросил:
- Зачем он убил мышь?
- Зачем?.. - Мать колебалась. - Пойдем скорей! - проговорила она, будто ей
что-то внезапно пришло на ум.
Она быстро устремилась вперед, и Бемби пришлось потрудиться, чтоб не
отстать от матери. Он скакал изо всех силенок, а мать молчала, она как будто
забыла о его вопросе.
Когда же они снова пошли обычным шагом, Бемби спросил подавленно:
- А мы тоже когда-нибудь убьем мышь?
- Нет, - ответила мать.
- Никогда?
- Никогда.
- А почему так? - с облегчением спросил Бемби.
- Потому что мы никогда никого не убиваем, - просто сказала мать.
Они проходили мимо молодого ясеня, когда сверху послышался громкий, злой
крик. Мать спокойно продолжала путь, но Бемби, полный нового любопытства,
остановился. Высоко в ветвях над лохматым гнездом ссорились два ястреба.
- Убирайся отсюда, негодяй! - кричал один.
- Не очень-то задавайся, болван! - отвечал другой. - Мы и не таких
видывали!
- Вон из моего гнезда! - бесновался первый. - Разбойник! Я размозжу тебе
голову! Такая подлость! Такая низость!
Другой, заметив стоящего под деревом Бемби, слетел на нижнюю ветку и
гаркнул:
- А тебе что надо, морда? Пошел вон!
Бемби скакнул прочь, нагнал мать и пошел за ней следом, притихший и
напуганный. Мать не подавала виду, что заметила его короткое отсутствие, и
через некоторое время Бемби заговорил сам:
- Мама, что такое подлость?
Мать сказала:
- Я не знаю.
Бемби немного подумал, затем начал снова:
- Мама, а почему те двое так злились друг на друга?
Мать ответила:
- Они повздорили из-за еды.
Бемби спросил:
- А мы, олени, тоже ссоримся из-за еды?
- Нет, - сказала мать.
- Почему нет?
- Потому что тут достаточно еды для всех нас.
Но Бемби хотелось еще кое-что узнать.
- Мама...
- Что тебе?
- А мы, олени, злимся когда-нибудь друг на друга?
- Нет, маленький, у нас, оленей, этого не бывает.
Они шли дальше. В какой-то миг перед ними разверзлась широкая светлая,
слепяще-светлая щель. Там кончалась живая изгородь кустарника, обрывалась
тропа. Еще несколько шагов - и перед ними во все стороны распахнулся залитый
солнцем простор. Бемби хотел прыгнуть вперед, но мать стояла недвижно.
- Что это такое? - воскликнул он нетерпеливо, очарованный новой прелестью
мира.
- Поляна, - ответила мать.
- А что такое поляна?
- Это ты скоро сам увидишь, - строго сказала мать.
Она стала серьезной и настороженной. Вскинув голову, она к чему-то
напряженно прислушивалась и глубоко втягивала ноздрями воздух.
- Все спокойно, - произнесла она наконец.
Бемби прыгнул вперед, но мать преградила ему дорогу:
- Жди, когда я тебя позову. Бемби послушно остановился.
- Вот так, - одобрила мать. - А теперь слушай меня внимательно.
Бемби чувствовал скрытое волнение в голосе матери. Он напряг все свое
внимание.
- Это не так просто - идти на поляну, - сказала мать. - Это трудное и
опасное дело. Не спрашивай почему, - когда-нибудь ты и сам узнаешь. А сейчас
запомни хорошенько, что я тебе скажу, Обещаешь?
- Да, - ответил Бемби.
- Так вот. Сперва я пойду одна. Ты стой здесь и не спускай с меня глаз.
Если увидишь, что я бегу назад, то и ты беги прочь, беги как можно быстрее. Я
уж догоню тебя.
Она замолчала, о чем-то думая, затем продолжала глубоким, проникновенным
голосом:
- Во всяком случае беги, беги изо всех сил. Беги... если даже что случится
со мной... Если увидишь, что я... что я упала... не обращай внимания. Что бы
ты ни увидел, что бы ни услышал, - прочь отсюда, немедленно прочь... Обещаешь?
- Да, - сказал Бемби тихо.
- А сейчас мы пойдем на поляну, сперва я, потом ты. Тебе там очень
понравится. Ты будешь играть, бегать. Только обещай, что при первом же моем
зове ты будешь около меня. Обещаешь?
- Да, - сказал Бемби еще тише - ведь мать говорила так серьезно.
- Когда ты услышишь мой зов, не глазей по сторонам, ни о чем не спрашивай,
а сразу, как ветер, лети ко мне. Без промедления, без раздумий. Запомни это.
Если я побегу, мчись за мной и не останавливайся, пока мы не очутимся в чаще.
Ты не забудешь?
- Нет, - ответил Бемби с тоской.
- А теперь я пойду, - сказала мать и двинулась вперед.
Она выступала медленно, высоко поднимая ноги. Бемби не спускал с нее глаз.
Любопытство, страх, ожидание чего-то необычайного боролись в его душе. Он
видел, как мать сторожко прислушивается, видел, как напряжено ее тело, и сам
напрягся, готовый в любую секунду броситься наутек. Но вот мать вытянула шею,
удовлетворенно осмотрелась и крикнула:
- Иди сюда!
Бемби прыгнул вперед. Огромная радость, охватившая его с волшебной силой,
прогнала страх. В чащобе он видел лишь зеленый свод листвы, сквозивший кое-где
голубыми крапинами неба. А сейчас ему открылась вся неохватная голубизна
небесного свода, и он чувствовал себя счастливым, сам не ведая почему. В лесу
он почти не знал солнца. Он думал, что солнце - это широкие полосы света,
скользящие по стволам деревьев, да редкие блики в листве. А сейчас он стоял в
ослепительном сиянии, в благостном царстве тепла и света; чудесная, властная
сила закрывала ему глаза и открывала сердце.
Бемби был потрясен, опьянен, одурманен. Он подпрыгивал на месте - два,
три, четыре, пять, шесть... десять раз. Это делалось помимо его воли, он и не
прыгал даже - его подбрасывало в воздух. Его юные члены так напрягались, его
грудь дышала так полно и глубоко ароматным, пряным воздухом поляны, что его
возносило кверху.
Ведь Бемби был ребенком. Будь он сыном человеческим, он бы громко кричал
от счастья. Но он был олененком, а оленятам недоступно выражение радости на
человеческий лад. Бемби ликовал по-своему.
Мать видела его беспомощные, смешные прыжки и все понимала. Бемби знал
лишь узкие оленьи тропы, в короткий век своего существования он свыкся с
теснотой чащобы, он не ведал, что такое простор и как им пользоваться.
Она наклонила голову и стремительно кинулась вперед. Бемби засмеялся, а
через секунду и сам припустил за ней следом, да так, что высокие травы громко
зашуршали. Это испугало Бемби, он остановился, не зная, как ему поступить. И
тут, сопровождаемая тем же странным шелестом, крупными прыжками приблизилась к
нему мать, со смехом пригнулась, крикнула:
- А ну, ищи меня! - и вмиг исчезла.
Бемби был озадачен. Что бы это могло означать? Куда девалась мать? Но вот
она показалась снова, быстро пронеслась мимо, ткнула его на бегу носом и
крикнула:
- А ну, поймай меня!
Бемби бросился за ней. Два, три шага... Но это не шаги, это легкие,
парящие скачки. Его несло над землей, он был охвачен волнующим ощущением
полета. Лишь на краткий миг касался он земли и снова уносился в пространство.
Рослые травы шелестели у самых его ушей, то мягко и ласково, то
шелковисто-упруго охлестывали они его стремящееся вперед тело. Он мчался без
цели и направления, кидался из стороны в сторону, а затем опять описывал круги
в сладостно-дурманном полете. Мать следила за ним, затаив дыхание.
Бемби самозабвенно резвился. Впрочем, это продолжалось не так уж долго.
Высоким, грациозным шагом приблизился он к матери и заглянул ей в глаза
влажным от счастья взором. Теперь они стали прогуливаться неторопливо, бок о
бок.
До сих пор Бемби воспринимал простор, солнце, небо как бы телесно; ему
грело спинку, ему легко и свободно дышалось, он испытал радость свободного,
ничем не ограниченного движения, но лишь на краткий миг его ослепленному
взгляду открылась мерцающая голубизна неба. А сейчас он впервые наслаждался
всей полнотой видения. На каждом шагу его восхищенному и жадному взгляду
открывались всё новые чудеса поляны.
Здесь совсем не было потайных уголков, как в глубине леса. Каждое местечко
просматривалось до последнего стебелька, до самой крошечной травинки, и так
манило поваляться, понежиться в этой чудесной благоуханной мягкости! Зеленый
простор был усеян белыми звездочками маргариток, толстенькими головками
фиолетовой и розовой кашки, золотыми свечками львиного зева.
- Смотри, мама! - воскликнул Бемби. - Цветочек полетел!
- Это не цветок, - сказала мать. - Это бабочка.
Бемби изумленно смотрел на мотылька, который то кружился в полете, то
присаживался на стебелек, то вновь взмывал ввысь. Теперь Бемби видел, что
множество таких же мотыльков кружится над поляной, стремительно и вместе
плавно опускаясь на облюбованный стебелек. Они и в самом деле напоминали
летающие цветы, веселые цветы, покинувшие свои докучно неподвижные стебли,
чтобы немного потанцевать. А еще они казались цветами, спустившимися с солнца.
Чужаки на земле, они без устали ищут пристанища, но все лучшие стебли заняты
земными цветами; им ничего не остается, как продолжать свой тщетный поиск...
Бемби хотелось рассмотреть бабочку вблизи или хотя бы проследить полет
одной бабочки, но они мелькали так быстро, что кружилась голова.
Когда взгляд его снова обратился к земле, он заметил, что каждый его шаг
подымает из травы тысячи крошечных проворных существ.
Они прыскали во все стороны мелким зеленым дождиком и, лишь на краткий миг
обнаружив свое существование, вновь поглощались зеленым покровом земли.
- Что это такое, мама? - спросил Бемби.
- Так... Всякая мелочь, - ответила мать.
- Нет, ты посмотри! - вскричал Бемби. - Травинка, а прыгает!.. И как
высоко прыгает!
- Какая же это травинка? - сказала мать. - Это самый настоящий кузнечик.
- Зачем же он так прыгает? - спросил Бемби.
- Мы вспугнули его.
- О! - Бемби повернулся к кузнечику, усевшемуся на стебель маргаритки. -
О! Вы напрасно пугаетесь, мы не сделаем вам ничего плохого, - сказал Бемби
вежливо.
- Я не из пугливых, - скрипучим голосом ответил кузнечик. - Я только в
первый момент немного испугался. От неожиданности. Я разговаривал с женой...
- Извините, пожалуйста, - сказал Бемби огорченно. - Мы вам помешали...
- Не беда, - проскрипел кузнечик. - Раз это вы - не беда. Но ведь никогда
не знаешь заранее, кто идет. Приходится быть начеку.
- Видите ли, - доверительно начал Бемби, - я первый раз в жизни попал на
поляну. Моя мать...
Кузнечик капризно склонил голову, нахмурился и проскрипел:
- Знаете, меня это нисколько не интересует. У меня нет времени выслушивать
болтовню. Меня ждет жена. Хоп!.. - И он исчез.
- Хоп! - повторил Бемби, ошеломленный изумительным прыжком кузнечика.
Он подбежал к матери:
- Знаешь... я говорил с ним!
- С кем?
- С кузнечиком. Он очень приветливый. И мне он тоже понравился. Он такой
зеленый, а потом вдруг стал совсем прозрачным, прозрачней самого тоненького
листа.
- Это крылья, - сказала мать. - Он выпустил крылья.
- Да? - Бемби продолжал свой рассказ. - У него такое серьезное, задумчивое
лицо. И очень милое. А как он прыгает! Наверно, это ужасно трудно. Сказал
"хоп" и сразу пропал.
Они пошли дальше. Беседа с кузнечиком разволновала и немного утомила Бемби
- ведь он никогда еще не беседовал с посторонними. Он почувствовал, что должен
подкрепить свои силы, и потянулся к матери.
Когда он вновь стоял спокойно в нежном дурмане того легкого опьянения,
какое всегда испытывал, насытившись из тела матери, он приметил в плетении
травинок светлый, подвижный цветок. Нет, это не цветок, это опять бабочка.
Бемби подкрался ближе.
Мотылек лениво повис на стебельке и тихонько двигал крылышками.
- Пожалуйста, посидите вот так! - попросил Бемби.
- Почему я должен сидеть? Я же бабочка! - удивленно отозвался мотылек.
- Ах, посидите хоть одну минуточку! - умолял Бемби. - Мне так хотелось
увидеть вас вблизи. Окажите милость!..
- Ну, если вы так просите, - снисходительно сказала белянка. - Только
недолго.
- Как вы прекрасны! - восторгался Бемби. - Вы прекрасны, как цветок!
- Что? - Бабочка захлопала крылышками. - Как цветок? В нашем кругу принято
считать, что мы красивее цветов.
Бемби смутился.
- Конечно... - пробормотал он. - Куда красивее. Извините, пожалуйста... Я
только хотел сказать...
- Мне совершенно безразлично, что вы хотели сказать, - оборвал его
мотылек.
Он жеманно изгибал свое хилое тельце, кокетливо двигал усиками.
- Как вы прелестны! - восхищался Бемби. - Что за чудо эти белые крылья!
Мотылек расправил крылышки, затем плотно сложил их парусом.
- О! - воскликнул Бемби. - Теперь я вижу: вы куда красивее любого цветка!
К тому же вы еще можете летать, а цветы не могут. Ведь они привязаны к одному
месту.
- Хватит, - сказал мотылек. - Я действительно могу летать.
Он так легко вспорхнул, что Бемби не уловил момента взлета. Мотылек плавно
и грациозно взмахивал белыми крылышками и вот уже парил в сиянии солнечного
луча.
- Только по вашей просьбе просидел я так долго на одном месте, - сказал
он, порхая вокруг Бемби, - но теперь я улетаю.
И все это было поляной...
В глубине леса хоронилось убежище, принадлежащее матери Бемби. Маленькая
хижина, настолько тесная, что Бемби и его матери едва хватало места, настолько
низенькая, что, когда мать стояла, голова ее упиралась в ветви, образующие
потолок. Всего в нескольких шагах от хижины проходила оленья тропа, и все же
хижину было очень трудно, почти невозможно обнаружить. Надо было знать особую
примету, скрытую в кустарнике...
Густое плетение орешника, боярышника и бузины лишало хижину даже того
скудного света, который проникал в лес сквозь кроны деревьев; ни один лучик
солнца не достигал травяного пола хижины. Здесь, в этой хижине, появился на
свет Бемби, здесь ему предстояло жить.
Сейчас усталая мать крепко спала. Бемби тоже было задремал, но вдруг
проснулся, полный свежих жизненных сил. Он вскочил на ноги и огляделся. Хижина
была погружена в тень, и можно было подумать, что уже наступили сумерки. Лес
негромко шелестел. По-прежнему слышался слабый писк синицы, порой высокий
хохоток дятла или радостный крик вороны. Но все эти отдельные звуки тонули в
большой тишине, объявшей полдневный мир. Если же хорошенько прислушаться, то
можно было уловить, как в раскаленном зное кипит воздух. Истомная духота
наполняла хижину.
Бемби наклонился к матери:
- Ты спишь?
Нет, мать уже не спала. Она проснулась в тот самый миг, когда Бемби
вскочил на ноги.
- А что мы сейчас будем делать? - спросил Бемби.
- Ничего, - ответила мать. - Нам нечего делать. Ложись спать.
Но спать Бемби совсем не хотелось.
- Пойде-ом, - завел он. - Пойдем на поляну.
Мать подняла голову:
- На поляну? Сейчас... на поляну?
Страх, звучавший в ее голосе, передался Бемби.
- Разве сейчас нельзя на поляну? - спросил он робко.
- Нет, - резко и твердо прозвучал ответ. - Нет, сейчас это невозможно.
- Почему? - Бемби чувствовал, что за этим скрывается что-то таинственное и
грозное. Но вместе со страхом росло в нем желание знать все, до самого конца.
- Почему мы не можем пойти на поляну?
- Ты все узнаешь, когда подрастешь.
- А я хочу сейчас, - не отставал Бемби.
- В свое время ты узнаешь, - повторила мать. - Ты еще маленький, а с
детьми не говорят о таких вещах. Сейчас... на поляну!.. Как можно думать об
этом!.. Средь бела дня...
- Но ведь мы уже были на поляне, - возразил Бемби.
- Это совсем другое дело, - сказала мать. - Мы были ранним утром.
- Разве только ранним утром можно ходить на поляну?
Бемби был очень любопытен, но терпение не изменяло матери.
- Да, ранним утром, или поздно вечером... или ночью.
- И никогда днем? Никогда?..
Мать колебалась.
- Бывает, что некоторые из нас ходят туда и днем, - сказала она наконец. -
Но я не могу тебе всего объяснить, ты слишком мал... Те, кто ходит туда,
подвергают себя великой опасности.
- А что значит "великая опасность"?
Бемби был очень упрям, когда его что-либо интересовало.
- Вот теперь ты видишь сам, что тебе этого не понять, - уклонилась мать от
ответа.
Бемби казалось, что он мог бы все понять, если б мать захотела ему
объяснить как следует. Но он замолчал.
- Мы все любим день, - продолжала мать, - особенно в детстве. И все же
днем мы должны затаиваться. Только с вечера до утра можем мы свободно гулять.
Понимаешь?
- Да...
- Вот потому-то, дитя мое, мы и должны оставаться дома. Здесь мы в
безопасности... А теперь ложись спать.
Но Бемби никак не мог угомониться.
- Почему мы здесь в безопасности? - спросил он.
- Потому что нас охраняют кусты, валежник и старые, прошлогодние листья,
потому что в вышине несет свой дозор ласточка. Все они наши друзья, в
особенности старые, сухие листья, устилающие землю. Чужой может подкрасться,
не потревожив кустарника, не хрустнув сучком валежника, он может обмануть даже
зоркий глаз ласточки, но ему не обмануть старую, пожухлую, вялую и чуткую
прошлогоднюю листву. Она тут же подаст нам знак сухим и громким шорохом. И мы
задолго узнаем о приближении чужака.
- А что такое "прошлогодняя листва"? - осведомился Бемби.
- Поди сядь подле меня, - сказала мать. - Я расскажу тебе...
Бемби послушно уселся рядом с матерью, и та начала свой рассказ.
Оказывается, деревья не всегда зеленеют и солнце не всегда льет с неба свое
щедрое тепло. Наступает пора, когда солнечный свет слабеет и холод окутывает
землю. Тогда листья теряют свою свежую зеленую окраску, желтеют, краснеют,
буреют и медленно опадают. И лишившиеся своего наряда деревья, словно жалкие
нищие, простирают к небу голые, черные, обобранные ветви. Опавшая листва
устилает землю и громко шуршит при каждом прикосновении. Попробуй-ка
подкрасться незамеченным! О, эти добрые сухие листья - усердные и неусыпные
стражи! Даже сейчас, среди лета, схоронившись под свежей травой, несут они
свою верную службу...
Бемби прижался к матери, он забыл о поляне. Когда мать кончила
рассказывать, он глубоко задумался. В нем пробудилась любовь к милым старым
листьям, так прилежно творящим свою добрую работу, несмотря на то что они
увяли и давно утратили тепло жизни. Но что же такое, в конце концов,
"опасность", о которой постоянно твердит мать? Раздумье утомило его. Кругом
было тихо, лишь снаружи приглушенно кипел на жаре воздух. И Бемби уснул.
Однажды вечером Бемби вновь пришел с матерью на поляну. Он думал, что
знает поляну вдоль и поперек, что он видел там все, что можно увидеть, слышал
все, что можно услышать. Но оказалось, мир куда богаче и разнообразнее, нежели
он себе представлял.
Вначале все было так же, как и в первый раз. Он долго играл с матерью в
веселую игру "догонялку". Он самозабвенно носился по поляне, хмельной от
воздуха, простора и небесной голубизны, как вдруг заметил, что мать
остановилась. Бемби затормозил так круто, что все его четыре ноги разъехались
в разные стороны, и ему пришлось высоко подпрыгнуть, чтобы снова собрать их
под собой.
Судя по всему, мать с кем-то разговаривала, но высокие травы скрывали ее
собеседника. Бемби подошел ближе. Рядом с матерью в метелках травы шевелились
два уха, два больших серо-коричневых, разрисованных черными полосками уха.
Бемби никогда не видел таких ушей и немного оробел, но мать сказала:
- Иди сюда. Это наш друг заяц. Подойди, не бойся и дай на себя посмотреть.
Бемби не заставил себя просить дважды. Он шагнул вперед и тут же увидел
зайца. Его большие, похожие на ложки уши то вскидывались кверху, то вдруг
падали, как будто от внезапного приступа слабости.
Бемби смутили усы зайца, торчащие во все стороны вокруг маленького рта
прямыми, длинными стрелами. Но это не помешало ему заметить, что лицо у зайца
симпатичное, с хорошим, открытым выражением и глядит он на мир двумя
блестящими круглыми глазами. Нет, в дружелюбии зайца невозможно было
усомниться.
- Добрый вечер, молодой человек, - приветствовал его заяц с изысканной
любезностью.
Бемби только кивнул: "Добрый вечер". Он и сам не знал, почему он
ограничился кивком - очень приветливым, очень учтивым, но все же чуточку
снисходительным. Должно быть, это было у него врожденным.
- Что за прелестный юный принц! - сказал заяц.
Он разглядывал Бемби, ставя торчком то одно ухо, то другое, порой
вскидывая их одновременно, порой бессильно роняя. Эта манера не понравилась
Бемби, в ней было что-то нарочитое.
А заяц все рассматривал Бемби большими круглыми глазами. При этом его нос
и рот с великолепными усами беспрестанно двигались, будто он превозмогал
желание чихнуть. Бемби рассмеялся. Тотчас засмеялся и заяц, лишь глаза его
оставались задумчивыми.
- Поздравляю вас, - сказал он матери, - от всего сердца поздравляю с таким
сыном. Да, да, да, это истинный принц... да, да, да, иначе его не назовешь...
Заяц выпрямился и, к немалому удивлению Бемби, уселся на задние ноги.
Поставив уши торчмя, он внимательно прислушался, затем опробовал воздух своим
подвижным носом и снова чинно опустился на все четыре ноги.
- Мое почтение достойным господам, - сказал заяц. - У меня столько дел
сегодня вечером! Покорнейше прошу извинить меня.
Он повернулся и поскакал прочь, тесно прижав уши, достигавшие ему до
середины спины.
- До свиданья! - крикнул ему вдогонку Бемби.
Мать улыбнулась.
- Славный заяц!.. Такой милый и скромный. Ему тоже нелегко живется на
свете. - В ее словах чувствовалась глубокая симпатия.
Пока мать обедала, Бемби пошел немного побродить. Он рассчитывал встретить
кого-либо из старых знакомых и завязать новые знакомства. Не то чтобы он в
этом особенно нуждался, но ему приятно было самое чувство ожидания. Вдруг до
его слуха долетел какой-то шорох и словно бы негромкий топот. Он присмотрелся.
Вдалеке, на опушке леса, что-то промелькнуло в траве. Какое-то существо... за
ним второе. Бемби быстро оглянулся на мать. Но та, ничуть не тревожась,
глубоко погрузила голову в траву. А неизвестные существа бегали по кругу
точь-в-точь, как проделывал это сам Бемби.
Он был озадачен и невольно подался назад, словно намереваясь пуститься
наутек. Мать заметила его волнение и подняла голову.
- Что с тобой? - крикнула она.
Но Бемби лишился дара речи, он мог только пролепетать:
- Там... там...
Мать проследила за его взглядом.
- Ах, вот оно что! Это моя кузина Энна. Ну конечно же, у нее тоже
маленький... нет, целых двое. - Мать говорила весело, но вдруг посерьезнела: -
Надо же! У Энны двойня... В самом деле двойня.
Бемби глядел во все глаза. На поляне у опушки он обнаружил существо, очень
похожее на его мать. Странно, что он его раньше не приметил. А в траве кто-то
по-прежнему выписывал круги, но ничего не было видно, кроме двух рыженьких
спинок, двух красноватых тоненьких полосок...
- Идем, - сказала мать. - Вот наконец подходящая для тебя компания.
Бемби охотно бы побежал, но мать выступала медленно, при каждом шаге
осматриваясь по сторонам, и ему пришлось сдержать шаг. Он был очень недоволен,
он просто изнывал от нетерпения и любопытства.
Мать рассуждала вслух:
- Я была уверена, что мы встретим тетю Энну. "Где она пропадает?" - думала
я. Конечно, я знала, что у нее тоже ребенок, об этом легко было догадаться. Но
двойня!..
Энна наконец-то увидела кузину с племянником. Она подозвала детей и
двинулась навстречу родичам.
Нужно было бы как следует приветствовать тетку, но Бемби ничего не
замечал, кроме своих будущих товарищей.
- Ну, - сказала тетка, обратившись к Бемби, - вот это Гобо, а это Фалина.
Можешь с ними играть.
Три малыша стояли как вкопанные, не в силах отвести глаз друг от дружки.
Гобо рядом с Фалиной, Бемби напротив них. Стояли и смотрели во все глаза. Не
шевелясь.
- Пусть их, - сказала мать. - Они сами разберутся.
- Прелестный ребенок! - сказала тетя Энна. - Крепкий, сильный, стройный!..
- Конечно, нам не на что жаловаться, - сказала польщенная мать. - Но у
тебя двое, Энна!..
- Да, это так, это так! - подхватила Энна. - Ты же знаешь, дорогая, детьми
я никогда не была обижена.
- Бемби мой первенец... - сказала мать.
- Видишь ли, - начала Энна, - раз на раз не приходится. Возможно, что в
дальнейшем...
Дети все еще стояли неподвижно, тараща глаза. Ни один не проронил ни
слова. Внезапно Фалина подпрыгнула и кинулась в сторону. Ей надоело такое
бессмысленное времяпрепровождение.
Бемби бросился за ней, Гобо последовал его примеру. Они гонялись друг за
дружкой, носились взад и вперед, выписывая красивые полукружья. Это было
замечательно! Когда же, немного утомленные и запыхавшиеся, они остановились,
то уже не было сомнений, что знакомство состоялось. Они принялись болтать.
Бемби рассказал о своих беседах с кузнечиком и бабочкой-белянкой.
- А с майским жуком ты разговаривал? - спросила Фалина.
Нет, с майским жуком Бемби не разговаривал. Он даже не был с ним знаком.
По правде, Бемби в глаза его не видал.
- Я частенько с ним болтаю, - заметила Фалина чуточку свысока.
- А меня обругал ястреб! - сообщил Бемби.
- Не может быть! - поразился Гобо. - Неужели он тебя обругал? - Гобо
вообще легко удивлялся. - А меня ежик уколол в нос, - заметил он, но так,
между прочим: Гобо был очень скромен.
- Кто это - ежик? - заинтересовался Бемби.
Приятно иметь таких осведомленных друзей.
- Еж ужасное созданье! - воскликнула Фалина. - Весь в иголках и такой
злющий!
- Ты думаешь, он злой? - сказал Гобо. - Он же никому не делает ничего
плохого.
- А разве он тебя не уколол? - быстро возразила Фалина.
- Ах, я сам приставал к нему с разговорами. Да и уколол-то он меня совсем
не больно.
Бемби повернулся к Гобо:
- А почему он не хотел с тобой разговаривать?
- Он ни с кем не желает разговаривать, - вмешалась Фалина. - Когда к нему
подходишь, он сворачивается в клубок и весь ощетинивается иголками. Наша мама
говорит, что он вообще ни с кем не водится.
- Может быть, он просто боится? - скромно заметил Гобо.
Но Фалина заявила решительно:
- Мама говорит, что от таких надо держаться подальше.
Бемби спросил Гобо тихонько:
- А ты знаешь, что такое... опасность?
Все трое, разом посерьезнев, тесно сблизили головы. Гобо задумался. Он и
сам хотел бы понять, что такое опасность. Он видел, с каким нетерпением ждет
его ответа Бемби.
- Опасность, - прошептал он, - опасность... это очень плохо.
- Я сам понимаю, что плохо, но... какая она?..
Все трое дрожали от страха.
Вдруг Фалина вскричала громко и весело:
- Опасность - это когда надо удирать! - и резво скакнула в сторону.
Ей надоело стоять и бояться невесть чего. Гобо и Бемби прыгнули за ней. И
снова началось...
Они прятались, зарываясь в душистый шелк травы, кувыркались, дурачились и
совсем забыли о том большом и грозном, что волновало их несколько минут назад.
Наигравшись всласть, они снова стали болтать. Их матери тоже не теряли времени
даром: они пощипывали траву и вели дружескую беседу.
Но вот тетя Энна подняла голову и крикнула:
- Гобо, Фалина! Собирайтесь домой!..
Мать Бемби тоже позвала сына:
- Идем!.. Нам пора!..
- Еще немножечко! - бурно запротестовала Фалина. - Ну еще чуточку!
Бемби умолял мать:
- Побудем еще! Пожалуйста! Здесь так хорошо!
И Гобо повторял застенчиво:
- Так хорошо... еще чуточку!..
И тут случилось нечто, что было куда значительнее и важнее всего, что
пережил Бемби в этот день. Из леса донесся грохочущий топот, от которого
дрогнула земля. Затрещали сучья, зашумели ветви, и, прежде чем можно было
навострить уши, это грозно грохочущее вынеслось из чащи, оставив там по себе
треск, гул, свист. Словно ураган, промчались двое по поляне звонкогремящим
галопом и скрылись в чаще; но не прошло и минуты, как они вновь появились на
том же месте, что и в первый раз, и замерли на фоне опушки, будто окаменели,
шагах в двадцати друг от друга.
Бемби смотрел на них как зачарованный. Они были очень похожи на мать и
тетю Энну, но голову каждого из них венчала ветвистая корона в коричневых
бусинах и белых зубцах. Бемби безмолвно переводил взгляд с одного на другого.
Один - поменьше ростом, и корона его скромнее. Другой - величественно
прекрасен. Он высоко и гордо нес голову, и бесконечно высоко возносились его
рога. Переливчатый тон их колебался от совсем темного до белесого; они были
усеяны множеством бусин и широко простирали свои сияющие белые отростки.
- О! - воскликнула Фалина восхищенно.
- О! - тихонько повторил Гобо.
Бемби молчал.
Но вот те двое зашевелились, повернули в разные стороны и медленно
направились к л

 отправлено: 20.04.09 11:23. заголовок: всегда немного груст..

всегда немного грустен, но старался не показывать этого...
Пришло время, когда Бемби узнал вкус молодых побегов, мягких метелочек,
сладкой кашки. И теперь, когда он приникал к матери, чтобы немного освежиться,
она нередко гнала его прочь.
- Ты уже не маленький, - говорила она, а иной раз добавляла: - Уйди,
оставь меня в покое.
Случалось даже, что мать покидала хижину, нисколько не заботясь о том,
следует ли за ней Бемби. И во время прогулок она совсем не обращала на него
внимания.
Однажды мать и вовсе исчезла. Бемби не понимал, как это произошло, как мог
он не заметить ее ухода. Но матери не было. Впервые Бемби остался один.
Сперва он только удивился, потом его охватило беспокойство, быстро
перешедшее в страх, а затем лишь глубокая, безнадежная тоска. Долго звучал его
потерянный, печальный зов, но никто не откликался, никто не шел.
Тщетно прядал он ушами, тщетно внюхивался. Никого. И он снова звал, совсем
тихо, чуть слышно, с робкой мольбой:
- Мама!.. Мама!..
Охваченный отчаянием, он побрел, сам не ведая куда. Вначале он шел по
знакомой тропе, останавливался и звал мать и снова шел неуверенным,
колеблющимся шагом, несчастный, покинутый Бемби. Он шел все дальше и дальше по
уже незнакомым нехоженым тропам и наконец оказался в каком-то неведомом, до
боли чужом месте.
И тут он услышал два детских голоса, взывавших совсем на его лад:
- Мама!.. Мама!..
Бемби прислушался. Кажется, это Гобо и Фалина. Ну конечно же, это они.
Быстро побежал он на голоса и вскоре увидел две красненькие шубки,
просвечивающие сквозь листву. Гобо и Фалина! Они стояли под бузиной, тесно
прижавшись друг к дружке:
- Мама!.. - кричали они. - Мама!..
Они обрадовались, заслышав шорох в кустах, но это был всего-навсего Бемби,
и дети не могли скрыть разочарования. Но все же они немножечко обрадовались
ему. А Бемби - тот был рад по-настоящему: он уже больше не одинок.
- Моя мама ушла, - сказал Бемби.
- Наша мама тоже ушла! - жалобно отозвался Гобо.
Подавленные, смотрели они друг на друга.
- Куда же они девались? - сказал Бемби, и в голосе его чувствовались
слезы.
- Я не знаю, - вздохнул Гобо.
У него опять началось сердцебиение, он совсем расклеился. Неожиданно
Фалина сказала:
- Я думаю... они у отцов.
Гобо и Бемби посмотрели на нее озадаченно. Это почему-то испугало их.
- Ты полагаешь?.. - спросил Бемби дрожа.
Фалина тоже струхнула, но держалась так, будто ей известно больше, нежели
она может сказать. Она и сама не знала, почему ей пришло в голову, что мамы
находятся у отцов, но на вопрос Бемби сказала с умной и значительной миной:
- Да, я совершенно уверена.
Предположение Фалины заслуживало того, чтобы над ним поразмыслить, но
Бемби не мог ни о чем думать, ему было слишком тоскливо. Он пошел прочь,
Фалина и Гобо поплелись за ним. Все трое громко звали:
- Мама!.. Мама!..
Но вот Гобо и Фалина остановились. Дальше они не пойдут. Фалина сказала:
- Зачем? Мама знает, где мы, она сразу отыщет нас, как только вернется.
Но Бемби не мог стоять на месте. Он пробрался сквозь чащу, вышел на
маленькую лесную прогалину и вдруг замер...
Там, на другом конце прогалины, в зарослях орешника стояло неведомое,
небывалое существо. От него тянуло незнакомым, резким запахом, чужим, тяжким,
сводящим с ума.
Бемби был не в силах отвести глаз от незнакомца. Тот стоял удивительно
прямо, на двух ногах, тонкий и узкий, у него было белесое лицо, совсем голое
вокруг глаз и носа, отвратительно голое. Несказанным, холодным ужасом веяло от
этого лица, но и странной, повелительной силой. Бемби не мог оторвать от него
взгляда.
Незнакомец долго оставался недвижимым. Затем он поднял верхнюю ногу,
расположенную так близко от лица, что Бемби поначалу даже не заметил ее. Но
сейчас он вдруг увидел эту странную ногу, простертую в воздухе, и одного этого
движения незнакомца было достаточно, чтобы Бемби сдунуло в сторону, как
пушинку. Он и сам не заметил, как оказался в чаще. Откуда-то возникла мать и
помчалась с ним рядом. Они мчались бок о бок сквозь кусты и валежник, мчались
изо всех сил. Мать вела по одной ей ведомой тропе. Они сдержали шаг лишь у
порога своей хижины.
- Ты видел?.. - тихо спросила мать.
Бемби не мог ответить, у него сперло дыхание. Он лишь кивнул головой.
- Это был... Он! - сказала мать. И обоих пронизала дрожь...
Теперь Бемби все чаще приходилось оставаться одному, но он уже не
испытывал прежнего страха. Мать исчезала, он мог звать ее сколько душе угодно,
она все равно не приходила. Но неожиданно она появлялась и снова была с ним,
как прежде.
Однажды ночью, вновь покинутый, Бемби одиноко бродил по лесу. Тьма уже
проредилась в близости рассвета, на серо-сизом фоне неба зыбко обрисовались
верхушки деревьев. Что-то зашуршало в кустах, шорох прокатился по листве, все
ближе, ближе и вдруг обернулся матерью. Она была не одна. Кто был этот второй,
Бемби не сумел разглядеть, но мать он узнал сразу, хотя она лишь на краткий
миг мелькнула мимо него и с громким криком внеслась прочь. Все сжалось в Бемби
- так непонятны были ему и этот странный галоп сквозь кусты, и этот ликующий,
но с оттенком страха крик матери.
Еще более удивительный случай произошел с ним однажды днем. Он долго
плутал по лесу без цели и смысла. Не выбирая дороги, он сворачивал то влево,
то вправо, то возвращался вспять, то снова брел вперед. А затем в какой-то
момент он остановился и звонким, отчаянным голосом стал звать маму. Не то
чтобы он испугался - он просто не мог больше оставаться один, ему не под силу
стало одиночество. И вдруг рядом с ним оказался один из отцов. Бемби не слышал
его приближения и сильно струхнул. Этот старый олень был самым мощным из всех
виденных Бемби, самым рослым и горделивым. Шуба его полыхала ярко-красным
пламенем, от лица исходило серебристо-серое мерцание, развесистые, в темных
буграх рога высоко возносились над чутко прядающими ушами.
Он смерил Бемби суровым взглядом.
- Чего ты кричишь? - произнес он. - Ты что же, не можешь быть один?
Стыдись!
Бемби хотел сказать, что ему уже не раз приходилось оставаться одному, что
он привык быть один, но язык словно прилип к гортани. Жгучий стыд охватил все
его маленькое существо. А старый олень повернулся и вмиг исчез, будто
провалился сквозь землю. Это было невероятно: как ни прислушивался Бемби, его
слух не уловил ни топота копыт, ни хотя бы слабого шороха потревоженного
кустарника. Бемби обнюхивал воздух - никого. Он вздохнул облегченно, и все же
он бы много дал, чтобы еще раз увидеться со старым оленем и снискать его
расположение.
Бемби ни слова не сказал матери об этой встрече. Но теперь он уже не
кричал, не звал ее, когда она исчезала. Бродя в одиночестве, он страстно
мечтал о встрече со старым оленем. Он бы сказал ему: "Видишь, я больше не
боюсь". И тогда старый олень, может, похвалил бы его.
Но с Гобо и Фалиной Бемби поделился своей тайной. Друзья слушали его
затаив дыхание. Это действительно необычная встреча, у них в жизни не
случалось ничего подобного.
- Ты, наверно, здорово испугался? - сочувственно сказал Гобо.
Еще бы! Конечно, Бемби испугался, но совсем немножечко.
- Я бы на твоем месте умер от страха! - признался Гобо.
Нет, большого страха Бемби не испытывал: старый олень держался так
сердечно.
- Это немного ободряет меня, - сказал Гобо. - Мне кажется, я бы не смел
поднять на него взгляд. Когда мне страшно, у меня все расплывается в глазах, а
сердце колотится так сильно, что я задыхаюсь.
Фалину рассказ Бемби заставил глубоко задуматься, но она сохранила свои
мысли про себя.
Когда им снова довелось встретиться, Гобо и Фалина бросились к Бемби со
всех ног. Они, как и Бемби, опять были одни.
- Мы тебя все время ищем! - воскликнул Гобо.
- Да, - важно подтвердила Фалина. - Мы знаем теперь, с кем ты встретился.
Бемби подскочил:
- С кем?
Фалина чуть помолчала, затем сказала значительно:
- Это был старый вожак.
- Откуда ты знаешь?..
- От нашей матери, - заявила Фалина.
Бемби изумился:
- Вы рассказали ей мою историю?
Оба кивнули.
- Но это же тайна! - возмущенно воскликнул Бемби.
Гобо тут же принялся извиняться:
- Я ни при чем, это все Фалина...
Но Фалина вскричала весело:
- Ах, что тайна! Мне хотелось знать, кто это был! Теперь мы знаем, и так
гораздо интересней!
С этим Бемби не мог не согласиться. Фалина охотно удовлетворила его
любопытство.
Это самый благородный из всех оленей. Он вожак. Ему нет равного. Никто не
знает, сколько ему лет. Лишь немногим посчастливилось видеть его хоть раз.
Нередко по лесу проходит молва, что он умер, - так долго отсутствует он порой.
Но затем он покажется на миг, и таким образом все узнают, что он жив. Никто не
осмеливается спросить, где он пропадал, - ведь он ни с кем не разговаривает и
никто не решится заговорить с ним первым. Его пути никому не ведомы, но знают,
что он исходил лес до самых дальних далей. Он презирает опасность. Бывает,
олени борются друг с другом, иногда играючи, иногда всерьез, но с ним никто не
вступал в единоборство с незапамятных времен. Из его давних соперников ни один
не остался в живых. Он великий вождь.
Бемби охотно простил Фалине и Гобо, что они проболтались о его тайне,
иначе он никогда не узнал бы столько важных вещей. Но хорошо, что Гобо и
Фалине известно не все. Так, они не знают, что великий вождь сказал Бемби: "Ты
не можешь быть один? Стыдись!" Да, Бемби поступил правильно, умолчав об этом:
ведь Гобо и Фалина все равно проболтались бы, он стал бы посмешищем всего
леса.
В эту ночь, когда взошел месяц, вернулась мать. Нежданно появилась она у
высокой сосны. Она тихо стояла там и смотрела на Бемби. Он кинулся к ней. Эта
ночь принесла Бемби новое переживание.
Мать вернулась усталой и голодной, и они сократили свою обычную прогулку.
Они пошли на поляну. Мать стала пощипывать влажную, прохладную ночную траву.
Потом они оба принялись за молодые побеги и за этим занятием незаметно
углубились в лес. Нежданно и грозно зашумели кусты. Прежде чем Бемби
что-нибудь сообразил, мать закричала в смятении и страхе.
- А-о-о! - кричала она. - А-о-о!
Из-за кустов в ровном и сильном шуме, словно гигантские призраки,
выступили какие-то невиданные существа. Они походили и на мать, и на тетю
Энну, и на других сородичей Бемби, но были такого богатырского роста, что
Бемби пришлось сильно задрать голову, чтобы целиком охватить их. И тогда Бемби
тоже вдруг закричал во все горло:
- А-о-о!.. Ба-о-о! - Он не понимал, почему кричит, но не кричать не мог.
Процессия медленно прошествовала мимо. Три, четыре богатыря друг за
другом. Напоследок появился еще один. Он был еще выше, еще мощнее, с его шеи
спускалась густая грива, а голову венчало целое дерево.
Что-то клокотало, рвалось в груди у Бемби, так жутко на душе у него еще не
было. Это не было страхом, но никогда еще не казался он себе таким маленьким и
ничтожным. Даже мать и та как-то жалко умалилась в его представлении. Стыдясь
своего странного чувства, он трубил:
- Ба-а-о-о! Ба-о-о!
Крик приносил некоторое облегчение. Процессия скрылась из виду. Стало
тихо. Лишь Бемби время от времени издавал короткий трубный звук.
- Да успокойся же, - сказала мать, - они ушли.
- О мама! - пролепетал Бемби. - Кто они такие?
- Ах, это совсем не так опасно, - сказала мать. - Это наши рослые северные
родичи... Да, они велики и благородны, еще благороднее нас.
- И они не опасны? - спросил Бемби.
- По-моему, нет, - ответила мать. - Об этом говорят разное, но стоит ли
придавать значение слухам? Мне и моим знакомым они не сделали ничего худого.
- А почему они должны делать нам худое? - размышлял вслух Бемби. - Ведь
они наши родственники.
- Да ничего они нам не сделают, - сказала мать. И после короткого молчания
добавила: - Я сама не знаю, почему их появление так пугает. Я теряю над собой
всякую власть. И так всегда...
Разговор заставил Бемби задуматься. Как раз в эту минуту в ветвях ольхи
появился сыч и, по свойственной ему привычке, оповестил о себе душераздирающим
воплем. Но Бемби был так погружен в свои мысли, что, вопреки обыкновению,
забыл испугаться. Сыч слетел на нижнюю ветку и осведомился:
- Я вас, наверно, испугал?
- Конечно, - ответил Бемби. - Вы меня всегда пугаете.
Сыч тихонько засмеялся.
- Надеюсь, вы на меня не в обиде? - сказал он. - Такая уж у меня повадка!
Он раздулся, став похожим на шарик, погрузил клюв в пушистые грудные
перышки и сделал удивительно милое и серьезное лицо.
- Знаете, - доверительно сказал Бемби, - совсем недавно я испугался куда
сильнее.
- Что-о? - произнес сыч недовольно.
Бемби рассказал ему о своей встрече с могучими родичами.
- Ох, уж эти родственники! - проворчал сыч. - У меня тоже полно
родственников. Стоит мне только показаться днем, как от них отбою нет. А есть
ли на свете что-либо столь же ненужное, как родственники? Ведь если они
знатнее вас, вам нечего с ними делать, а если нет, то и подавно. Первых мы
терпеть не можем за гордость, вторых - за ничтожество. Словом, от
родственников лучше держаться подальше.
- Но... я совсем не знаю своих родичей, - робко сказал Бемби.
- Не заботьтесь об этой публике, - прохрипел сыч. - Поверьте мне, - для
вящей убедительности сыч закатил глаза, - поверьте доброму совету.
Родственники не стоят друзей. Вот мы с вами просто добрые знакомые, и это так
приятно для нас обоих.
Бемби хотел было вставить слово, но сыч ему не дал:
- Вы еще так молоды, доверьтесь моему опыту. Я понимаю толк в этих вещах.
Впрочем, мне не просто вмешиваться в ваши семейные отношения.
Он глубокомысленно закатил глаза, и его лицо стало таким отрешенным и
значительным, что Бемби не отважился возражать...
Однажды случилось страшное...
Утро этого дня выдалось свежее и росистое, на небе ни облачка. Кажется,
сильнее обычного благоухал освеженный влагой ночи кустарник, и поляна широкими
волнами слала во все концы свои пряные запахи.
- Пи-и! - сказали синицы проснувшись.
Сказали совсем тихо, ведь по земле еще стелился сероватый сумрак. Снова
надолго воцарилась тишина. Затем откуда-то сверху прозвучали резкие гортанные
голоса ворон. Тотчас откликнулась сорока:
- Ча-ча-га-ра! Уж не думает ли кто, что я сплю?
И тут на разные лады защебетали сотни тоненьких голосов:
- Пиу, пиу, тью, тюить, тюить, тюить, тью!
В этом гомоне еще чувствовались и сон и сумерки, но с каждой минутой он
звучал свежее и радостнее.
Но вот прилетел черный дрозд и уселся на верхушке бука. Он выбрал самую
высокую веточку, тоненькую и остро прорезавшую голубоватый воздух, и, оглядев
простор поверх деревьев, увидел на востоке палево-серое, будто усталое, небо,
зацветающее молодой зарей. И дрозд начал свою приветственную песнь. Он был
лишь чуть темнее веточки, на которой сидел, его маленькое черное тельце
напоминало увядший листок, но его песня ликующим гимном разливалась над лесом.
Все ожило.
Забили зяблики, защелкали малиновки и щеглы. Громко хлопая крыльями,
голуби перелетали с ветки на ветку. Орали фазаны, словно у них разрывалось
горло. С тугим и мягким шорохом слетали они с деревьев, служивших им для
ночлега, и, разорвав гортань металлическим воплем, начинали тихо ворковать.
Высоко в небе воинственно и ликующе взывали соколы:
- Йя-йя-йя!.. Взошло солнце.
- Дью, дью! - звонко пропела иволга.
Она летала меж ветвей взад и вперед, и ее желтенькое кругленькое тельце
сверкало в лучах золотым бликом.
Бемби вышел из-за старого дуба на поляну. Она сверкала росой, благоухала
влажной травой, землей и цветами. В ней ощущался трепет бесчисленных жизней.
Много знакомых собралось сейчас на поляне. Там сидел друг-приятель заяц и,
казалось, раздумывал о каких-то важных вещах. Не спеша прогуливался
благородный фазан; он поклевывал в траве и порой сторожко озирался, его
изумрудное горло сверкало на солнце.
А почти рядом с Бемби стоял незнакомый молодой олень. Впервые в жизни
оказался Бемби так близко от взрослого оленя. Чуть заслоненный кустами бузины,
стоял он недвижимо против Бемби. Бемби тоже замер.
А что, если олень совсем выйдет из кустов - посмеет ли Бемби заговорить с
ним?
Надо посоветоваться с матерью. Бемби оглянулся, но мать была далеко, она
разговаривала с тетей Энной. Бемби не двигался, он переживал мучительные
сомнения. Чтобы попасть к матери, он должен был пройти мимо молодого оленя.
Бемби находил это неприличным.
"Ах, - думал он, - зачем мне спрашивать маму! Ведь говорил же со мной
старый вождь, а я и словечком не обмолвился маме. Попробую сам заговорить с
молодым оленем. Пусть все увидят, как я с ним разговариваю. Я скажу: "С добрым
утром, господин!" Не может же он рассердиться на это. А если рассердится, я
удеру..."
И все же Бемби продолжал колебаться.
Но вот молодой олень выступил из-за кустов бузины.
"Сейчас я скажу ему..." - подумал Бемби.
И тут ударил гром.
Бемби весь сжался, не понимая, что случилось. Он видел только, что молодой
олень высоко подпрыгнул и кинулся в чащу. Он пронесся совсем близко от
Бемби...
Бемби растерянно озирался. Страшный раскат грома еще звучал в его теле. Он
видел, как мать, тетя Энна, Гобо и Фалина кинулись к лесу, как после короткого
замешательства поскакал туда же друг-приятель заяц и вдогон ему, высоко
задирая голенастые ноги, помчался фазан. Ощутил он и мгновенную цепенящую
тишину, охватившую поляну и лес, подобрался и прыгнул в чащу.
Бемби не сделал и трех прыжков, как наткнулся на молодого оленя,
простертого на земле. Широкая рваная рана зияла на его плече, из раны
струилась кровь.
- Не останавливайся! - услышал он рядом с собой. Это была мать. - Беги! -
кричала она. - Беги что есть силы!
Отчаянный зов матери сорвал Бемби с места, он устремился вперед.
- Что это было, мама? - спросил он на бегу. - Что это было?
И, задохнувшись, мать ответила:
- Это был... Он!..
Наконец они остановились в изнеможении.
- Что вы сказали? Я прошу повторить, что вы сказали? - донесся сверху
голосок.
Бемби поднял голову и увидел спускающуюся по ветвям белочку.
- Я следовала за вами! - кричала она. - Нет, это ужасно!
- Вы были при этом? - спросила мать.
- Само собой разумеется! - ответила белочка. - Я до сих пор вся дрожу!
Она уселась столбиком, опершись на свой пушистый хвост и выставив узенькую
белую грудку; передние лапки она прижала к груди, словно клятвенно подтверждая
истинность своих слов:
- Я вне себя, я потрясена до глубины души!
- Это непостижимо! - сказала мать. - Никто из нас не видел Его.
- Ну? - горячо вскричала белочка. - Вы ошибаетесь, я заметила Его
давным-давно!
- Я тоже! - прокричал другой голос.
Это была сорока, она подлетела и опустилась на ветку.
- Я тоже! - раздалось где-то еще выше: там на сучке сидела сойка.
А с верхушек деревьев мрачно прокаркали две вороны:
- Мы тоже видели Его!
Так говорили лесные обитатели, напуганные и обозленные.
- Я приложила огромные усилия, - говорила белочка, клятвенно прижимая к
груди лапки, - да, огромные усилия, чтобы предупредить бедного юношу.
- И я, - присоединилась сойка, - я кричала ему, но он не хотел меня
слушать.
- Меня он тоже не послушал, - затараторила сорока. - А я ли не кричала, я
ли не старалась! Я уже хотела подлететь к нему, но тут-то как раз все и
случилось.
- Мой голос громче, чем у вас всех, вместе взятых, и я кричала во всю
мочь, - горько сказала ворона, - но их высочество обращают слишком мало
внимания на таких, как мы.
- Действительно, слишком мало, - подтвердила белочка.
- Мы сделали что могли, - забисерила сорока, - и если случилось несчастье,
то нас ни в чем нельзя обвинить.
- Такой красивый юноша! - сокрушенно сказала белочка. - В самом расцвете
лет!..
- Гха! - проскрипела сойка. - Был бы он не таким заносчивым и побольше
слушал бы нас...
- Да он вовсе не заносчивый, - возразила белочка. - Не более, чем другие
принцы из его рода.
- И столь же глуп! - засмеялась сойка.
- Ты сама глупа! - закричала ворона сверху. - Всему лесу известна твоя
глупость!
- Я? - остолбенело повторила сойка. - Я глупа? Первый раз слышу! Быть
может, немного забывчива, но глупа - это невероятно!
- Как вам угодно, - сказала ворона со вздохом. - Забудьте все, что я
сказала. Но одно запомните: принц погиб не потому, что был глуп или заносчив,
а потому, что никто не может противостоять Ему!
- Гха! - скрипнула сойка. - Не выношу подобных разговоров! - И улетела.
Ворона продолжала:
- И в моем клане Он уничтожил многих. Он убивает когда захочет. И ничто не
может помочь нам...
- Мы все должны быть настороже, - заметила сорока.
- Разумеется, - печально согласилась ворона. - До свиданья.
Она полетела прочь, а вслед за ней и вся воронья стая.
Бемби огляделся. Матери не было рядом.
"О чем они говорили? - думал Бемби. - Кто такой Он, о котором они твердят?
Не тот ли Он, которого я встретил однажды на прогалине? Но ведь меня-то Он не
убил?.."
И тут Бемби представился молодой олень, лежащий в луже собственной крови.
Мертвый, недвижный...
А лес снова разливался на тысячи голосов, и солнце пронизывало его
прямыми, широкими лучами. Всюду царил свет, благоухала листва, вверху звенел
клич сокола, внизу рассыпался хохоток дятла, будто ничего и не случилось. Но
все это не радовало Бемби: что-то темное навалилось на душу. Он не понимал,
как могут другие быть беззаботны и веселы. Ведь жизнь так трудна и опасна!
Укрыться бы в лесной глухомани, в потайном, никому не доступном убежище,
скоротать там жизнь тихо и неприметно. Зачем ему поляна со всеми своими
радостями, если за них приходится так жестоко расплачиваться?..
Что-то зашуршало в кустах. Бемби быстро обернулся: перед ним стоял старый
вожак.
Бемби сжался, готовый обратиться в бегство. Старый вождь глядел на него
своими огромными, глубокими, пронзительными глазами.
- Ты был при этом?
- Да, - сдавленно проговорил Бемби: его сердце билось почти у самого
горла.
- Где твоя мать? - спросил старый вожак.
- Я не знаю, - грустно ответил Бемби.
Старый вожак сверлил его своим взглядом:
- И ты не зовешь ее?
Бемби взглянул на полную достоинства мерцающую серебром голову, на
венчающую ее царственную корону, и сердце его вдруг исполнилось мужества.
- Я могу быть один, - сказал он.
Старый некоторое время держал его на прицеле своих удивительных глаз,
затем чуть мягче спросил:
- Ты тот самый малыш, который плакал, оставшись без матери?
Бемби смутился, но сразу овладел собой:
- Да, это я.
Старый смотрел на него молча, но Бемби почудилась ласка в глубине его
взгляда.
- Ты выбранил меня тогда, старый вождь! - воскликнул он порывисто. - Ведь
я боялся оставаться один. А теперь я не боюсь больше!
Старый смотрел все так же испытующе, но Бемби показалось, что он чуть
приметно улыбнулся.
- Старый вождь, - осмелев, сказал Бемби, - что случилось сегодня? Кто
такой этот Он, о котором все говорят?.. - Бемби осекся под взглядом старого,
сверкнувшим темным огнем.
Старый смотрел мимо Бемби, вдаль, затем медленно проговорил:
- Умей слушать, умей чуять, умей смотреть. Умей сам познавать жизнь. - Он
поднял венчанную голову. - Будь счастлив. - И, не прибавив ни слова, исчез...
Бемби остался один, ему снова взгрустнулось, но тут в ушах его прозвучали
прощальные слова старого вождя: "Будь счастлив!.."
И незнакомое чувство гордости вошло ему в душу. Да, жизнь трудна и полна
опасностей, но что бы ни ждало его впереди, он не боится жизни.
Бемби не спеша углубился в лес...
Со старого дуба, преграждавшего выход на поляну, медленно кружась, слетел
лист. И с других деревьев то раздумчиво-плавно, то стремительно ввинчиваясь в
воздух, облетали красные, желтые, в мрамористых разводах листья.
День за днем, день за днем...

 отправлено: 20.04.09 11:24. заголовок: Высоко над остальным..

Высоко над остальными ветвями, достигая чуть ли не середины поляны,
простирался могучий сук старого дуба. На самом его конце, чуть покачиваясь на
ослабевших черенках, два листка вели тихий разговор.
- Как все изменилось! - сказал один лист другому.
- Да, - подтвердил другой. - Многие ушли сегодня ночью. Кажется, мы
последние остались на нашем суку.
- Никто не ведает, когда придет к нему конец, - сказал первый. - Помнишь,
еще было тепло и ясно светило солнышко, и вдруг порыв ветра или хлест ливня
нежданно-негаданно приносили гибель многим из нас, молодым и крепким. Разве
знаешь, близок ли, далек ли твой конец?
- Сейчас солнце светит так редко, - вздохнул второй. - И свет его не
прибавляет сил.
- Правда ли, - сказал первый, - правда ли, что, когда мы опадем, наше
место займут другие листья, а за ними еще другие, и так без конца?
- Правда, - прошептал второй лист. - Но не стоит думать об этом, это выше
нашего понимания.
- И от этого становится так грустно... - добавил первый.
Они помолчали, затем первый, словно про себя, сказал:
- Но почему же мы должны опасть?
Другой спросил:
- А что будет с нами, когда мы опадем?
- Мы окажемся внизу.
- А что там, внизу?
- Не знаю, - отвечал первый. - Одни говорят одно, другие - другое. Разве
узнаешь, где правда?
Они вновь помолчали, затем второй спросил:
- А там, внизу, мы будем что-нибудь чувствовать, сознавать?
- Кто может это сказать? Ни один не вернулся оттуда...
И снова наступило молчание. Затем первый лист с нежностью сказал:
- Не грусти так. Ты весь трепещешь.
- Ах нет! Я только чуть-чуть подрагиваю. Но ведь не чувствуешь себя так
прочно, как прежде...
- Оставим этот разговор, - сказал первый лист.
- Что ж... оставим. Но о чем же нам тогда говорить?
Он умолк, затем проговорил тихо:
- И наш черед близок... Чей же раньше наступит черед?..
- Не будем об этом, - сказал первый лист. - Давай лучше вспомним, как
хорошо, как удивительно хорошо было нам раньше! Помнишь, как грело солнце, как
бурлили в нас соки жизни? Помнишь? А живительная роса в утренние часы? А
мягкие, чудесные ночи?..
- Сейчас ночи ужасны, - заметил второй. - И длятся бесконечно.
- Мы не должны жаловаться, - сказал первый лист, - ведь мы всех пережили.
- Я правда очень изменился? - жалобно спросил второй лист.
- Нисколько! - убежденно сказал первый. - Ты нисколько не изменился. Это я
пожелтел и сморщился, а ты - ты все такой же красавец.
- Ах, оставь! - прервал первый.
- Нет, правда! - пылко воскликнул второй. - Ты красив, как в первый день.
А маленькие желтые прожилочки, еле-еле приметные, очень тебе идут. Уж поверь
мне!
- Спасибо тебе, - растроганно прошептал второй. - Я тебе не верю... не
совсем верю... Но спасибо за твою доброту. Ты всегда был так добр ко мне! Я
только сейчас понял, какой ты добрый.
- Замолчи! - сказал первый и замолчал сам, потому что боль его была
слишком сильна. Так, в молчании, прошли часы. Порыв мокрого ветра просквозил
лес.
- Ах, вот оно!.. - проговорил второй лист. - Я... - Он потерял голос и,
мягко оторвавшись от сука, полетел вниз.
Настала зима...
Мир неузнаваемо изменился. И нелегко было Бемби приспособиться к этому
изменившемуся миру. На смену прежнему богатству пришла нищета. Бемби считал
чем-то само собой разумеющимся, что его окружали избыток и довольство, что он
никогда не знал недостатка в еде, что спал он в прекрасной, убранной зеленью
хижине и разгуливал в красивой, гладенькой красной шубке. Но теперь все стало
по-иному...
Правда, перемена шла исподволь и поначалу даже радовала Бемби. Он с
удовольствием наблюдал, как густой белый туман, по утрам окутывающий поляну,
медленно таял с первыми лучами солнца и уносился в чуть голубеющее рассветное
небо. Ему нравился иней, заботливо украшавший своей колючей бахромкой все
веточки и травинки. С острым волнением прислушивался Бемби к реву своих
могучих родичей, северных богатырей. Весь лес содрогался от громовых кличей
высокородных. Сладкий трепет охватывал сердце Бемби. "Как все огромно,
величественно у высокородных! - думал он. - Их короны - под стать развесистым
деревьям, их голоса могут поспорить с громом". Заслышав очередной клич, он
замирал в недвижности. Властное желание звучало в том кличе, неистовая тоска,
гневное, гордое нетерпение.
И в какой-то момент страх охватывал Бемби. Против воли, эти голоса
подавляли его. И хотя он гордился своей благородной родней, их недоступность
вызывала в нем раздражение. Он чувствовал себя оскорбленным, униженным, сам не
отдавая себе отчета почему. Нет, он никогда не станет искать с ними близости.
Когда же миновала пора любви высокородных и замолк громовый раскат их
призывов, Бемби стал примечать и другие вещи. Бродя ночью по лесу или лежа в
своей хижине, он слышал неумолчный шорох опадающих листьев. Шуршало,
шелестело, потрескивало во всех уголках леса. Нежный серебристый звон
беспрестанно изливался с верхушек деревьев на землю. Было удивительно приятно
слышать его, просыпаясь, и так хорошо было засыпать под это таинственное,
чудесное перешептывание!
Теперь листва покрывала всю землю и при каждом шаге громко хрускала.
Весело было расшвыривать ее ногами в разные стороны. Листва шелестела:
"Ш-ш-ш-ш!" - нежно, светло, серебристо. Чуткий шорох листвы был не только
приятен - он приносил немалую пользу. В эти дни не к чему стало напрягать
чутье и слух. Зачем внюхиваться, вслушиваться, если листва издалека
предупреждает о всяком подозрительном движении в лесу. "Ш-ш-ш! - сухо и звонко
шуршат опавшие листья. - Попробуй кто подкрасться незамеченным!"
Но вот зарядил дождь. С раннего утра и до позднего вечера лил он не
переставая; всю ночь напролет шумел и шумел он до самого утра и после короткой
передышки вновь принимался лить с освеженной силой. Воздух был пропитан
влагой, во всем лесу не осталось ни одного сухого местечка. При каждой попытке
ущипнуть травку рот мгновенно наполнялся водой, и стоило лишь слегка
потеребить кустик, чтоб потоки воды залили глаза и нос.
Теперь Бемби изведал, как мучительно день и ночь находиться во власти
студеных потоков воды. Он, правда, еще не мерз по-настоящему, но он тосковал
по теплу и жалко трясся в своей насквозь промокшей шубке.
Листва уж больше не шуршала. Она лежала на земле, мягкая и тяжелая,
спрессованная дождем и потерявшая свою чуткость. А затем задул северный ветер,
и Бемби узнал, что такое мороз. Как ни прижимайся к матери, ничто не защитит
тебя от стужи. Прежде так приятно было лежать в тесноте хижины, чувствуя живое
материнское тепло с одного бока, но сейчас это тепло не сообщалось телу,
пронизанному ледяной ознобью.
Ветер дул денно и нощно. Казалось, в бешеной злобе хочет он вырвать с
корнем лес и унести его прочь или, растрепав в воздухе, уничтожить. Деревья
скрипели в могучем противоборстве, они стойко сопротивлялись яростному
натиску. Слышался их стонущий треск, слышались громкие выстрелы лопавшихся
сучьев, слышался яростный грохот сломленного ствола большого дерева и
горестный всхлип, вырвавшийся из всех ран его разбитого, умирающего тела.
Затем не стало слышно ничего, кроме ветра: его угрюмый вой заглушил все
остальные звуки.
Тут-то и пришла нужда. Ветер и дождь чисто сделали свое дело. Ни одного
листочка не сохранилось на кустах и деревьях. Лесные исполины стояли нагие,
обобранные и жалобно простирали к небу свои голые коричневые ветви-руки. Трава
на лужайке пожухла и стала такой низенькой, будто вросла назад в землю. Голой
и бесприютной выглядела хижина. С тех пор как исчезли ее зеленые стены, там
уже нельзя было чувствовать себя так надежно, как прежде, к тому же со всех
сторон пронзительно дуло...
Однажды утром молоденькая сорока летела над лужайкой. Что-то белое,
прохладное упало ей на глаза светлой и легкой вуалькой, еще и еще, и вот
мириады белых мягких сверкающих хлопьев зареяли вокруг нее. Сорока захлопала
крыльями и взмыла вверх. Тщетно. Мягкие, прохладные хлопья слепили ей глаза и
здесь. Она еще набрала высоту.
- Не трудись понапрасну, дорогая! - крикнула ей ворона летевшая в том же
направлении. - Вам не уйти от этих хлопьев. Это снег.
- Снег? - удивленно повторила сорока, борясь с метелью.
- Ну да, - сказала ворона. - Сейчас зима, и это снег.
- Простите, - сказала сорока, - я только в мае вышла из гнезда. Я не знаю,
что такое зима.
- Бывает, - заметила ворона. - Но ничего, вы еще узнаете!..
"Раз это снег, - подумала сорока, - мне лучше присесть". И она опустилась
на ветку ольхи. Ворона полетела дальше. Бемби вначале обрадовался снегу. Когда
падали белые звездочки, воздух становился тих и мягок, а простор казался
обновленным и радостным. Стоило проглянуть солнышку, как белое покрывало земли
загоралось яркими блестками; оно так сияло и сверкало, что болели глаза.
Но вскоре Бемби перестал радоваться снегу. Приходилось долго разгребать
его, чтобы отыскать хоть несколько травинок. Сухой снег больно кололся, и надо
было внимательно следить за тем, чтобы не поранить ноги. С Гобо так и
случилось. Но Гобо вообще был такой беспомощный, за ним нужен был глаз да
глаз...
Теперь они почти все время проводили вместе. Тетя Энна что ни день
приходила в гости со своими ребятами. В их кругу появилась и Марена, юная
девушка, почти ребенок. Но кто действительно умел оживлять беседу, так это
старая тетя Неттла. Она была личностью крайне своеобразной и обо всем имела
особое мнение.
- Нет, - говорила она, - детьми я сыта по горло. С меня довольно этих
шуток.
- Но почему? - спрашивала Фалина. - Разве это шутки?
И тетя Неттла, притворяясь рассерженной, отвечала резко:
- Да, и притом злые...
Все были крайне предупредительны друг к другу. Сидя в кругу, взрослые вели
нескончаемые разговоры. Это очень расширяло ребячий кругозор.
Иногда к ним присоединялся то один, то другой из принцев. Вначале это
вызывало некоторую натянутость, потому что дети робели, но затем они привыкли,
и беседы обрели прежнюю непринужденность. Бемби восхищался принцем Ронно,
очень видным господином, а молодого, прекрасного собой Каруса он любил
самозабвенно. Они сбросили свои короны, и Бемби с любопытством рассматривал
обозначившиеся на головах принцев округлые блестящие бугорки, усеянные черными
точками. Это выглядело так изысканно!
Было необычайно интересно, когда принцы рассказывали о себе. У Ронно на
левой ноге бугрился толстый, заросший мехом нарост. Ронно немного прихрамывал
на левую нору и находил нужным время от времени указывать на этот свой
недостаток.
- Вы, конечно, заметили, что я прихрамываю?
Все спешили уверить его, что это совсем не заметно. Ронно только того и
хотелось. Но хромота его и в самом деле была еле приметна.
- Да, - начинал Ронно, - я спасся лишь чудом...
И Ронно рассказывал, как Он застал его однажды врасплох и метнул в него
огонь. Но Он попал только в ногу. Треснула кость, боль была нестерпимая.
Превозмогая боль, Ронно кинулся бежать на трех ногах. Он бежал все дальше и
дальше, без передышки, потому что чувствовал, что его преследуют. Он бежал до
наступления темноты и только тогда дал себе отдых. А наутро он снова пустился
в бегство. Почувствовав себя наконец в безопасности, он схоронился в укромном
тайнике и здесь терпеливо ждал, пока не затянулась рана. Лишь тогда покинул он
свое убежище, и весь лес признал его героем. Он, правда, прихрамывает, но ведь
это почти незаметно. Так ему, во всяком случае, кажется...
О чем бы ни говорили во время этих вечерних сборищ, кончалось все
разговором о Нем. О том, как ужасен Его облик - никто не смеет взглянуть Ему в
лицо, - о возбуждающем, едком запахе, который Он несет с собой. Бемби тоже мог
бы кое-что порассказать об этом, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы
вмешиваться в беседу взрослых. Этот загадочный запах имеет тысячи оттенков, и
все же его узнаешь мгновенно по тому ужасу, который он несет в себе.
Говорили о том, что для ходьбы Он пользуется только двумя ногами, и
поражались удивительной силе и ловкости Его рук. Но тетя Неттла придерживалась
особого мнения:
- По-моему, в этом нет ничего особенного. Белочка делает передними лапками
все, что ей нужно, и любая маленькая мышка проделывает такие же фокусы. - Она
победоносно откинула голову.
- Ого! - дружно вскричали остальные и дали понять тете Неттле, что это
совсем не одно и то же. Но тетя Неттла не сдавалась.
- А сокол? - воскликнула она. - А сарыч? А сова? У них всего-то по две
ноги, и, когда им надо чего-нибудь взять - так, кажется, это у них называется,
- они преспокойно стоят на одной-единственной ноге, а действуют другой. Это
куда труднее, и Ему нипочем так не сделать!
Тетя Неттла отнюдь не была склонна чему-либо удивляться в Нем: она
ненавидела его от всего сердца.
- Он отвратителен! - говорила она и твердо стояла на том.
Ей и не думали возражать - едва ли кто из присутствующих находил Его
симпатичным.
Дело запуталось, когда речь зашла о том, что у Него есть еще и третья
рука.
- Старая басня! - отрезала тетя Неттла. - Никогда я этому не поверю!
- Да? - вмешался Ронно. - А скажите на милость, чем же Он раздробил мне
ногу?
- Это твое дело, дорогой мой, - беззаботно ответила тетя Неттла, - мне-то
Он ничего не раздробил.
Тетя Энна сказала:
- Я многое повидала на своем веку и думаю, что разговоры о третьей руке не
лишены основания.
Юный Карус заметил вежливо:
- Я присоединяюсь к вам. Дело в том, что я знаком с одной вороной... -
Карус замялся и обвел взглядом присутствующих: не смеются ли над ним; но,
увидев внимание на лицах слушателей, успокоился и продолжал: - Ворона
чрезвычайно сведуща... Я позволю себе это заметить, удивительно сведуща. И она
говорит, что Он в самом деле пользуется третьей рукой, хотя и не всегда.
Третья рука, говорит ворона, очень злая. Она не растет у Него из тела, как две
другие, Он носит ее за плечом. Ворона утверждает, что всегда может заранее
сказать, опасен Он или нет. Если Он приходит без третьей руки, Его нечего
опасаться...
Тетя Неттла засмеялась:
- Твоя ворона чрезвычайно глупа, дорогой Карус, можешь мне поверить. Будь
у нее хоть какой-то умишко, она бы знала, что Он всегда опасен.
Но с ней не согласились.
Мать Бемби сказала:
- Все же среди Них попадаются и такие, что не опасны. Это как-то сразу
чувствуется.
- Ах, вот что! - усмехнулась тетя Неттла. - И, конечно, ты спокойно ждешь,
когда Он приблизится, чтоб сказать ему: добрый вечер!
- Нет, - мягко ответила мать, - я все-таки убегаю...
Нежданно Фалина воскликнула:
- Нужно всегда удирать!
Все засмеялись. Но постепенно веселье, вызванное выходкой Фалины, стихло.
Оленям казалось, будто что-то мрачное, давяще-душное нависло над ними. Ведь
как ни называй это - третьей ли рукой или как-то иначе, - гибель не заговоришь
словом. Немногие сталкивались с Ним вплотную, большинство знало о Его повадках
лишь понаслышке. Вот Он стоит вдалеке, недвижно, и вдруг что-то такое
происходит, раздается громкий треск, подобный удару грома, вылетает огонь. Это
чья-то смерть.
Олени тесно прижались друг к другу, всей слабостью сердца ощущая ту темную
власть, которая безраздельно господствовала над ними. Жадно внимали они
рассказам, полным ужаса и крови. События недавних дней перемежались с
преданиями далекой старины, ибо Он был всегда и всегда нес с собой смерть, и
каждый невольно думал, чем бы умилостивить Его, как избежать Его роковой
власти.
- Как же так получается, - сказал вдруг Карус, - что Он убивает на
расстоянии?
- А ты бы спросил свою умную ворону, - усмехнулась тетя Неттла.
- Я уж спрашивал, она сама не знает...
- Кстати, Он убивает и ворон на деревьях, когда захочет, - заметил Ронно.
- И фазанов в воздухе, - вставила тетя Энна.
Мать Бемби сказала:
- Он швыряет свою руку. Так мне говорила моя бабушка.
- Да? - усомнилась тетя Неттла. - А что же это такое, что так громко
хлопает?
- Когда Он бросает свою руку, - пояснила мать Бемби, - вспыхивает огонь и
ударяет гром. Он весь состоит из огня.
- Простите, - сказал Ронно, - то, что Он весь из огня, конечно, верно, но
насчет руки вы заблуждаетесь. Рукой нельзя нанести такую рану, какую вы
видите. Это, скорее, зуб. Он мечет в нас зуб. Понимаете - зуб, это многое
объясняет. Мы же знаем, что бывают смертельные укусы.
Юный Карус глубоко вздохнул:
- Он никогда не перестанет нас преследовать.
Тогда заговорила Марена, девушка, почти ребенок:
- Говорят, в один прекрасный день Он придет к нам и будет так же добр, как
мы. Он будет с нами играть. Весь лес станет счастливым, наступит всеобщее
примирение.
- Нет уж! - со смехом воскликнула тетя Неттла. - Пускай лучше Он будет сам
по себе, а нас оставит в покое.
Тетя Энна сказала:
- Но... так тоже нельзя говорить...
- Почему же? - возразила тетя Неттла. - Я Ему ни на грош не верю.
Помилуйте! С тех пор как мы себя помним, Он убивает нас: наших сестер,
братьев, матерей. С тех пор как существует мир, нет для нас покоя. Он убивает
нас всегда, когда увидит, а мы должны с Ним мириться? Какая все это чепуха!
Марена обвела всех большими глазами, источающими спокойный, ясный свет:
- Всеобщее примирение - не чепуха, оно должно когда-нибудь наступить.
Тетя Неттла отвернулась.
- Пойду-ка поищу чего-нибудь поесть, - сказала она ворчливо и покинула
общество.
Зима продолжалась. Порой непогода стихала - ненадолго опять валил снег,
наметывая огромные, непролазные сугробы. Когда же пригревало солнце, снег
подтаивал. Ночью его прихватывало морозом, на поверхности застывала тонкая
ледяная корочка. Стоило поскользнуться, и корочка трескалась, острые ее края
больно ранили нежные суставы ног.
Последние дни стоял трескучий мороз. Ядреный, звенящий воздух был чист и
прозрачен. Но в притихшем, будто очарованном, лесу вершились страшные,
кровавые дела.
Ворона напала на маленького больного сына зайца и заклевала его насмерть.
Долго звучал в лесу его тонкий, страдающий голосок. Друг-приятель заяц
находился в это время в пути, и, когда до него дошло печальное известие, он
едва не лишился рассудка.
В другой раз куница разорвала белочке горло. Белочка вырвалась из ее
цепких когтей, взобралась на дерево и, как одержимая, стала кататься по
ветвям. Иногда она вдруг садилась, в отчаянии подымала передние лапки,
обхватывала бедную свою голову, и красная кровь струилась по белой грудке.
Внезапно она сжалась, хрустнули сучья, и белочка упала в снег. Тотчас к тушке
слетелись голодные сороки и принялись за свое мрачное пиршество.
А вскоре после этого лиса разорвала красивого, сильного фазана, которого
любил и уважал весь лес.
Весть о его гибели разнеслась далеко окрест, вызвав всеобщее сожаление и
горячее сочувствие к безутешной вдове. Лиса выкопала фазана из-под снега, где
он перемогал зиму в полной уверенности, что он надежно укрыт.
Теперь уж никто не мог считать себя в безопасности, коль такое случалось
средь бела дня. Нужда, которой не предвиделось конца, породила ожесточение и
грубость. Нужда усыпляла совесть, пресекала добрые побуждения, разрушала
хорошие обычаи, убивала жалость.
- Даже не верится, что когда-нибудь будет лучше! - вздыхала мать Бемби.
И тетя Энна вздыхала тоже:
- Не верится, что когда-нибудь было лучше.
- О нет! - возражала Марена, задумчиво глядя в какую-то ей одной ведомую
даль. - Я постоянно думаю о том, как хорошо было прежде...
- Послушайте, - обратилась тетя Неттла к тете Энне, кивнув на Гобо. - Что
это ваш мальчик дрожит? Он всегда так дрожит?
- К сожалению, да, - огорченно сказала тетя Энна. - Уже с давних пор.
- О! - сказала тетя Неттла со своей обычной прямотой. - Будь он моим
ребенком, я бы сильно опасалась, что он не дотянет до весны.
С Гобо в самом деле обстояло неважно. Он был такой хрупкий - куда слабее
Бемби и Фалины и сильно отстал от них в росте. Теперь ему с каждым днем
становилось все хуже. Гобо не мог добывать пищу из-под снега; это причиняло
ему боль. И он совсем обессилел от голода, холода и лишений. Он беспрерывно
дрожал и стал ко всему безучастен.
Тетя Неттла подошла к Гобо и дружелюбно толкнула его.
- Ну, не вешать нос! Это вредно и совсем не идет маленькому принцу! - Она
отвернулась, чтобы скрыть волнение.
Вдруг Ронно, сидевший неподалеку, вскочил.
- Я не знаю... что это?.. - пробормотал он озираясь.
Все насторожились.
- Что случилось?..
- Не знаю, ничего не знаю, - повторил Ронно. - Но мне неспокойно... вдруг
мне стало неспокойно... Что-то такое происходит...
Карус втянул воздух:
- Я ничего не чувствую.
Оба стояли, навострив уши и глубоко втягивая ноздрями воздух.
- Ничего... вроде ничего... - проговорили они.
- И все же, - убежденно произнес Ронно, - вам меня не разубедить... что-то
такое происходит... Марена сказала:
- Кричали вороны...
- Они снова кричат! - быстро добавила Фалина.
Теперь и остальные услышали вороний карк.
- Вон они летят! - воскликнул Карус.
Все дружно подняли головы. Высоко над кронами деревьев летела воронья
стая. Они летели с окраины леса, с того последнего рубежа, откуда всегда
приходила опасность.
Вороны сердито переговаривались.
- Ну что, разве я не прав? - сказал Ронно. - Сразу видно - что-то
надвигается.
- Что же делать? - испуганно прошептала мать Бемби.
- Бежать! - воскликнула тетя Энна.
- Ждать, - убежденно сказал Ронно.
- С детьми? - переспросила тетя Энна. - Ждать, когда Гобо еле передвигает
ноги?
- Ну хорошо, - сказал Ронно, - уходите. По-моему, это бессмысленно, но я
не хочу, чтобы меня потом упрекали;
- Идем, Гобо! Фалина, идем! - И тетя Энна вместе со своими детьми
двинулась вперед.
Остальные остались на месте. Они стояли тихо, прислушиваясь и дрожа общей
дрожью.
- Только этого недоставало ко всему, что нам пришлось пережить! - сказала
тетя Неттла.
Сорочий таратор послышался в той же стороне леса, откуда прилетели вороны.
- Внимание!.. Внимание!.. Внимание!.. - трещали они. Их еще не было видно,
но отчетливо слышался предостерегающий, вразнобой, вперебив крик:
- Вни-вни-вни-ма-ние!..
Но вот сороки показались. Перелетая с дерева на дерево, носились они взад
и вперед испуганно и неутомимо.
- Гха-х! - вскричала сойка и громко прокричала знакомый всем сигнал
тревоги.
Внезапно олени тесно сбились в кучу. То был Он!
Волна невыносимого запаха плыла сквозь чащу, дурманила голову, ужасом
холодила сердце.
Взбудораженный лес наполнился движением, щебетом, писком. В ветвях шныряли
синицы - сотни маленьких пушистых комочков - и пищали изо всех силенок:
- Вперед! Вперед!
С паническим криком пронесся черный дятел. Сквозь темную сетку обнаженного
кустарника было видно, как на снегу метались узкие, длинные тени. То были
фазаны. Посреди них мелькало что-то красное, вероятно лиса. Но никто теперь не
боялся ее. Тяжкий, невыносимый запах тек сквозь лес, примиряя всех его
обитателей в общем страхе, в общем стремлении спастись во что бы то ни стало.
Этот таинственный, давящий запах пронизывал лес с такой неслыханной,
небывалой силой, что все поняли: на этот раз Он не один. Он идет с себе
подобными.
Не двигаясь, смотрели олени на встрепанных, растерянных синиц и дроздов,
на белок, отчаянно скачущих со ствола на ствол, и думали, что всем этим
малюткам, в сущности, нечего бояться. И все же олени понимали их: ведь и эти
малютки чуяли Его, а ни одно лесное существо не может вынести Его
приближение...
Вот прискакал друг-приятель заяц, на миг остановился и поспешно заскакал
дальше.
- Что там происходит? - крикнул ему вдогон Карус.
Друг заяц присел, но лишь повел глазами, говорить он не мог.
- К чему спрашивать? - сумрачно проговорил Ронно.
Друг заяц глотнул воздуха.
- Мы окружены, - прошептал он беззвучно. - Выхода нет. Всюду Он!

 отправлено: 21.04.09 17:24. заголовок: А нельзя ли все выше..

А нельзя ли все вышеприведенные посты свести в файл Ворда и выложить тут аттачем? А то как-то тяжело читать.

С уважением, Шторм

 отправлено: 25.04.09 18:50. заголовок: Storm царапает когтя..

Storm царапает когтями:

цитата:

А нельзя ли все вышеприведенные посты свести в файл Ворда и выложить тут аттачем? А то как-то тяжело читать

Я копировала на одном из форумов.